Неточные совпадения
Левин только что собирался вступить в разговор со
старым лакеем, как секретарь дворянской опеки, старичок, имевший специальность знать всех дворян губернии по
имени и отчеству, развлек его.
В это время
старый есаул подошел к двери и назвал его по
имени; тот откликнулся.
Однако ж
имена в архиве их остались:
То были два Осла,
Две Клячи
старые, да два иль три Козла...
Выпив водки,
старый писатель любил рассказывать о прошлом, о людях, с которыми он начал работать. Молодежь слышала
имена литераторов, незнакомых ей, и недоумевала, переглядывалась...
— Вот вы о
старом халате! — сказал он. — Я жду, душа замерла у меня от нетерпения слышать, как из сердца у вас порывается чувство, каким
именем назовете вы эти порывы, а вы… Бог с вами, Ольга! Да, я влюблен в вас и говорю, что без этого нет и прямой любви: ни в отца, ни в мать, ни в няньку не влюбляются, а любят их…
Старушка знавала когда-то мать этого господина и, во
имя старой приязни, помогла ему; он благополучно уехал в Питер, а затем, разумеется, началась довольно обыкновенная в подобных случаях игра в кошку и мышку.
То и дело просит у бабушки чего-нибудь: холста, коленкору, сахару, чаю, мыла. Девкам дает
старые платья, велит держать себя чисто. К слепому старику носит чего-нибудь лакомого поесть или даст немного денег. Знает всех баб, даже рабятишек по
именам, последним покупает башмаки, шьет рубашонки и крестит почти всех новорожденных.
Она добиралась в проповеди и увлечениях Марка чего-нибудь верного и живого, на что можно опереться, что можно полюбить, что было так прочно, необманчиво в
старой жизни, которой, во
имя этого прочного, живого и верного, она прощала ее смешные, вредные уродливости, ее весь отживший сор.
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то новой правде, виделось ей только неуменье справиться с
старой правдой, бросающееся к новой, которая давалась не опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только слепого презрения ко всему
старому, не различавшего
старого зла от
старого добра, и принималась на веру от не проверенных ничем новых авторитетов, невесть откуда взявшихся новых людей — без
имени, без прошедшего, без истории, без прав.
Ты знаешь, этот
старый князь к тебе совсем расположен; ты чрез его покровительство знаешь какие связи можешь завязать; а что до того, что у тебя нет фамилии, так нынче этого ничего не надо: раз ты тяпнешь деньги — и пойдешь, и пойдешь, и чрез десять лет будешь таким миллионером, что вся Россия затрещит, так какое тебе тогда надо
имя?
— Привалов слушал Данилушку с опущенной головой; эти
имена поднимали в нем
старые воспоминания неиспытанного счастья, которые были так далеки от его настоящего.
Имена Нади и Сережи за последний год как-то все время для старика стояли рядом, его
старое сердце одинаково болело за обоих.
Религиозное, христианское отношение к жизни должно жертвенно принять смерть
старой России,
старой ее плоти во
имя воскресения России к новой жизни.
Обогнув гору Даютай, Алчан, как уже выше было сказано, входит в
старое русло Бикина и по пути принимает в себя с правой стороны еще три обильных водой притока: Ольду (по-китайски Култухе), Таудахе [Да-ю-тай — большая старинная башня.] и Малую Лултухе. Алчан впадает в Бикин в 10 км к югу от станции железной дороги того же
имени. Долина его издавна славится как хорошее охотничье угодье и как место женьшеневого промысла.
Старая Русса, военные поселения — страшные
имена!
При каждом
имени врывались в дверь и потом покойно плыли
старые и молодые кринолины, аэростаты, седые головы и головы без волос, крошечные и толстенькие старички-крепыши и какие-то худые жирафы без задних ног, которые до того вытянулись и постарались вытянуться еще, что как-то подпирали верхнюю часть головы на огромные желтые зубы…
Торжественно и поэтически являлись середь мещанского мира эти восторженные юноши с своими неразрезными жилетами, с отрощенными бородами. Они возвестили новую веру, им было что сказать и было во
имя чего позвать перед свой суд
старый порядок вещей, хотевший их судить по кодексу Наполеона и по орлеанской религии.
— Не надо! За
старого моя Надёха (в сердцах матушка позволяет себе награждать сестрицу не совсем ласковыми
именами и эпитетами) не пойдет. А тут еще с детьми вожжайся… не надо!
Так звали служащих и все
старые покупатели. Надо заметить, что все «герои» держали себя гордо и поддерживали тем славу
имен своих.
Рябчика во многих местах называют рябцом;
имена эти он вполне заслуживает: он весь рябой, весь пестрый. Величиною рябчик, самый
старый, немного больше русского голубя, но будет несколько покруглее и помясистее.
Иван воспитывался не дома, а у богатой
старой тетки, княжны Кубенской: она назначила его своим наследником (без этого отец бы его не отпустил); одевала его, как куклу, нанимала ему всякого рода учителей, приставила к нему гувернера, француза, бывшего аббата, ученика Жан-Жака Руссо, некоего m-r Courtin de Vaucelles, ловкого и тонкого проныру, самую, как она выражалась, fine fleur [Самый цвет (фр.).] эмиграции, — и кончила тем, что чуть не семидесяти лет вышла замуж за этого финь-флёра: перевела на его
имя все свое состояние и вскоре потом, разрумяненная, раздушенная амброй a la Richelieu, [На манер Ришелье (фр.).] окруженная арапчонками, тонконогими собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом кривом диванчике времен Людовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито в руках, — и умерла, оставленная мужем: вкрадчивый господин Куртен предпочел удалиться в Париж с ее деньгами.
Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики — кадеты и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими
именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и
старые развратники, истрепанные всеми видами порока...
Из Вишенок приехали мы в село Троицкое, Багрово тож, известное под
именем Старого, или Симбирского, Багрова.
— Во
имя…ну, там всё, как следует, по-старому… первое,сыну моему Семену, как непочтительному…
А Петенька был действительно там, у того самого Антошки, которого одно
имя производило нервную дрожь во всем организме
старого генерала.
"Я старец. Старцем я прозываюсь потому, первое, что греховную суету оставил и удалился в пустынножительство, а второе потому, что в писании божественном искуснее, нечем прочие християне. Прочие християне в темноте ходят, бога только по
имени знают; спросишь его «какой ты веры?» — он тебе отвечает «
старой», а почему «
старой» и в чем она состоит, для него это дело темное.
Бодрецов воспользовался этим чрезвычайно ловко. Не принимая лично участия в общем угаре, он благодаря
старым связям везде имел руку и сделался как бы средоточием и историографом господствовавшей паники. С утра он уж был начинен самыми свежими новостями. Там-то открыли то-то; там нашли список
имен; там, наконец… Иногда он многозначительно умолкал, как бы заявляя, что знает и еще кой-что, но дальше рассказывать несвоевременно…
Читатель, может быть, знает тот монолог, где барон Мейнау, скрывавшийся под
именем Неизвестного, рассказывает майору, своему
старому другу, повесть своих несчастий, монолог, в котором шепот покойного Мочалова до сих пор еще многим снится и слышится в ушах.
К кому он ни обращался — никто даже
имени Розелли не слыхивал; хозяин гостиницы советовал ему справиться в публичной библиотеке: там он, дескать, найдет все
старые газеты, но какую он из этого извлечет пользу — хозяин сам объяснить не умел.
Ею командовал капитан Алкалаев-Калагеоргий, но юнкера как будто и знать не хотели этого
старого боевого громкого
имени. Для них он был только Хухрик, а немного презрительнее — Хухра.
Александрова сопровождал в карцер
старый, еще с первого класса знакомый, дядька Четуха (настоящее его
имя было Пиотух). Сдавши кадета Круглову, он сказал...
«Стенька, Фролка — это пережиток
старого, это позорящие
имена. Надо говорить Степан, Фрол», — нередко приходится слышать такие замечания.
Прежде всего Маланья прибежала к старухе Арине, разругалась с ней, почесть наплевала ей в глаза, говоря, что это ей,
старой чертовке, а также и подлой Аксютке (
имя мечтательной бабенки) не пройдет даром!
Второе: архивариус земского суда откопал в
старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и
имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а что его, старика, в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде в город у него пировали и пьянствовали.
Она назвала первое попавшееся на язык
имя и отчество. Это был
старый, уморительный прием, «трюк», которым когда-то спасся один из ее друзей от преследования сыщика. Теперь она употребила его почти бессознательно, и это подействовало ошеломляющим образом на первобытный ум грека. Он поспешно вскочил со скамейки, приподнял над головой белую фуражку, и даже при слабом свете, падавшем сквозь стекла над салоном, она увидела, как он быстро и густо покраснел.
Церковь во
имя пророка Илии,
старая, построенная еще при царе Михаиле, стояла на площади против гимназии.
Та жизнь, о которой хвалебно и красочно говорил отец, обошла город, в котором человек, по
имени Самсон, был горбат, плешив, кривонос и шил картузы из
старых штанов.
Но крестьяне, а за ними и все окружные соседи, назвали новую деревеньку Новым Багровом, по прозванию своего барина и в память
Старому Багрову, из которого были переведены: даже и теперь одно последнее
имя известно всем, а первое остается только в деловых актах: богатого села Знаменского с прекрасною каменною церковию и высоким господским домом не знает никто.
«Сие последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости от столетней же бабки своей, что она, будучи лет двадцати от роду, знала очень
старую татарку, по
имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по
имени Василий Гугна, с 30 человеками товарищей из казаков же и одним татарином, удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился на оных в Каспийское море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.
Бельтов писал часто к матери, и тут бы вы могли увидеть, что есть другая любовь, которая не так горда, не так притязательна, чтоб исключительно присвоивать себе это
имя, но любовь, не охлаждающаяся ни летами, ни болезнями, которая и в
старых летах дрожащими руками открывает письмо и
старыми глазами льет горькие слезы на дорогие строчки.
— Хотя я уже и действительно в таких летах, что не могу обижаться
именем старого холостяка, но тем не менее детей я люблю, а сюрпризы для них считаю вредными, потому что это вселяет в них ложные надежды и мечтания.
Этот тоже народник, точь-в-точь брат. Я с ним познакомился в Туле, года три назад, когда его вернули из Сибири. Живет в имении у родственницы, под Тулой, близ Черни. Я был у него там в гостях… Помню только
имя этой
старой дамы — Елизавета Мардарьевна.
В исторических рассказах о
старой Руси встречается немало
имен наших предков, и некоторые из них воспоминаются с большим одобрением.
Беркутов. Написали письмо от
имени Купавина вашему племяннику и два векселя, достали из кладовой
старую конторскую книгу и положили их туда. (Увидав на столе книгу.) Вот в такую книгу. (Берет книгу и развертывает.) Да вот они здесь! И в книге счет выведен… помарки, почистки. Прекрасно! Вещественные доказательства…
В десятке саженей от стана, над глубоким лесным обрывом, торчал из земли, на самом крутогоре,
старый, позеленевший пень: тут и находил Саша свое одиночество; и еще долго спустя это место было известно ближайшим деревням под
именем Сашкиного крутогора.
В шуме родной реки есть что-то схожее с колыбельной песнью, с рассказами
старой няни; Вадим это чувствовал, и память его невольно переселилась в прошедшее, как в дом, который некогда был нашим, и где теперь мы должны пировать под
именем гостя; на дне этого удовольствия шевелится неизъяснимая грусть, как ядовитый крокодил в глубине чистого, прозрачного американского колодца.
Боже мой, как я ослабел! Сегодня попробовал встать и пройти от своей кровати к кровати моего соседа напротив, какого-то студента, выздоравливающего от горячки, и едва не свалился на полдороге. Но голова поправляется скорее тела. Когда я очнулся, я почти ничего не помнил, и приходилось с трудом вспоминать даже
имена близких знакомых. Теперь все вернулось, но не как прошлая действительность, а как сон. Теперь он меня не мучает, нет.
Старое прошло безвозвратно.
На том же дворе под прямым углом к
старому дому стоял так называемый новый флигель, в котором в трех комнатах проживала мать владельца, добродушная старушка Вера Александровна. Она появлялась за домашний общий стол, но, кроме того, пользуясь доходами небольшого болховского имения, варила собственное сахарное и медовое варенье, которым чуть не ежедневно угощала многочисленных внуков,
имена которых решаюсь выставить в порядке по возрасту: Николай, Наталья, Петр, Александр, Екатерина, Иван, Анна.
Боявшийся
старых тетенек Любви и Анны Неофитовен, постоянно мучивших меня экзаменными вопросами, я неохотно шел и к новой тетеньке. Но новая тетенька Варвара Ивановна, расцеловавшая меня, оказалась молодою и румяною дамою со свежим цветом лица под белою бастовою шляпкой, и распространявшей сильный и сладкий запах духов. Она с первого же раза обозвала меня «Альфонсом», какое
имя я сохранил в устах ее на всю жизнь.
Ко времени, о котором я говорю, в детской прибавилось еще две кроватки: сестры Любиньки и брата Васи. Назвав меня по своему
имени Афанасием, отец назвал и второго за покойным Васею сына тем же
именем, в угоду
старому холостяку, родному дяде своему Василию Петровичу Шеншину.